поглаживая, лаская, поражаясь тому, как он поместился в ней ранее, взмывая вверх от этой мысли, и тут же доведенная до края, распадаясь на осколки, когда все тело конвульсивно задергалось как в припадке, а рот открылся в немом крике, но обхвата ладони не отпустила, ощущая, что он тоже глухо рычит, содрогается, впившись рукой ей в грудь, а под ладошкой ощутила расплывающуюся через ткань влагу его семени.
Крепко обнявшись молчат, восстанавливая дыхание, слишком пораженные силой собственных чувств.
— Спасибо, — шепчет девушка.
— Машка... ты — чудо, — нежно целует закрытые в неге глаза. Ему уже не до поддразниваний. В какой-то момент она перехватила у него контроль, заставив извиваться в муках и кончить лишь от прикосновения ее рук, как какого-то пятнадцатилетнего юнца!
После ведет ее в душ, помогает одеться, со стыдом замечая красные отпечатки своих пальцев у нее на груди и бедрах.
— Ничего, не переживай, — просит она, — мне совсем не больно.
Купается в озерах ее глаз, таких глубоких, спокойных сейчас, до самых краев полных любовью.
В машине, пока везет ее домой, не разговаривают, боясь словами нарушить то зыбкое, что происходит между ними. Она, немного неуверенно кладет ему руку на бедро и поглаживает — слов не нужно, и так понятно, что это «я люблю тебя».
— Когда мне можно снова прийти? — смущенно спрашивает, испугавшись, что все вдруг кончится, как и началось, мимолетной кометой пронесясь по ее жизни и спалив ее дотла.
— А ты хочешь еще прийти? — с неуемной тоской спрашивает Герман, кляня себя за излишнее благородство и внутреннюю необходимость дать ей шанс передумать.
— Да. Ты ж согласился, чтобы я стала твоей любовницей, разве нет?
Хочется закричать — «Какая ты к черту любовница? Жить без тебя не могу!», но лишь закрывает глаза, признавая ее правоту. Не может обязать, нагрузить ее своими чувствами, тогда по-девчоночьи возомнит себе их светлое будущее и никогда не бросит его, а ему такая задача после сегодняшнего уже будет не по плечу.
— У меня уроков нет в понедельник после обеда.
Герман вспоминает свое расписание, в пятницу с утра ему на сутки, потом три дня выходных. Будет время разобраться с Вероникой, остается надеяться, что та скандал устраивать не будет.
— Я буду ждать, маленькая. Продолжим наша уроки? — мягко, иронично отвечает, больше смеясь над собой, а не над ней.
Маша вспыхивает. Еще плохо его знает, чтобы различать оттенки чувств за пошлыми словами.
— Дай мне свой телефон, — решительно требует.
— Зачем?
— Я тебе не доверяю. А то опять сбежишь, ни слуху ни духу, — сердито насупливается.
Подмывает расхохотаться. Куда он теперь денется? Как дурак будет ждать, надеяться, желая лишь ее. Что ж, гипотеза о том, что поимев ее, он успокоится, с треском провалилась, не пройдя испытания.
— Записывай, — диктует номер.
Маша быстро вводит номер на смартфоне, закрывая рукой, чтобы он не видел имени, под которым его записала — «Любимый». Перезванивает, убедившись, что его телефон, брошенный в подстаканник между сидениями завибрировал и загорелся голубым цветом.
— Тогда, до