руки на теле, помнит самоотверженность, с которой возносил ее к вершине, забыв о себе. Неужели это ничего не значит?
Машка выключила свет и залезла под одеяло, потянулась рукой вниз и стала ласкать себя, без конца вспоминая, как это делал он. Мастурбировала постоянно, пытаясь хоть в воспоминаниях и фантазиях о нем, стать к нему чуточку ближе, но ее оргазмы так ни разу и не достигли того накала, что было с ним. Тогда она словно рассыпалась в пыль и взлетала к небесам, снова и снова, а самой с собой — ну, приятно, но никакого полета и в помине нет, только мерзкое чувство незавершенности и брезгливости после.
Возобновились занятия. Маша уже немного успокоилась и смирилась с тем, что вряд ли еще когда-либо увидит Германа. Так и будет помнить о нем, как об идеале мужчины, может, повезет и встретит когда-нибудь кого-то хоть отдаленно похожего. Юрка Велеретдинов этим кем-то точно не был. Сунулся было к ней со своим грустным взглядом, словно нашкодивший щенок, она лишь холодно посмотрела, как на пустое место, он и ретировался. Больше не приставал. Надо отдать ему должное, все же был достаточно умен и понял с первого раза.
К весне Маша целиком и полностью ушла в учебу, до выпускных экзаменов осталось совсем немного. К ее несказанной радости пришел ответ из одного европейского вуза, куда она на удачу отправила заявление на полную стипендию. Просили дополнительно эссе о целях и чаяниях, рекомендации из школы и все табельные оценки за последние два года.
И родители, и учителя гордились ею безмерно, но она старалась не раскатывать губу раньше времени, вдруг, все же отфутболят.
— Вера Геннадьевна, мои рекомендации и выписки готовы? Директор подписал? — заглянула она в очередной раз в секретарскую, директор последние пару дней все время в отделе образования пропадал и никак не мог добраться до ее документов.
— Да-да, Машенька, заходи, все готово, — приветливо позвала секретарша.
Пока она складывала все бумаги в большой, плотный конверт, Маша разглядывала стены, с которых смотрели улыбающиеся фотографии лучших учеников школы за последние тридцать лет. В одном из первых рядов была фотография ее отца — тоже светловолосого, кареглазого, но с россыпью веснушек на худом, подвижном лице. Машка хоть и была похожа на отца, но кожа и телосложение у нее были материнские, с едва заметной примесью восточной крови.
— Ну вот и все готово. Тебе еще что-то надо докладывать?
— Не, больше ничего не просили.
— Я тогда заклеиваю, хорошо? Ты когда на почту пойдешь?
— Думала сегодня после уроков, чтоб дошло побыстрее, заказным письмом.
— И это правильно, — кивнула женщина. — Сканы я тебе по электронке скину на всякий случай.
— Спасибо, ВерГенадевна, но им оригиналы нужны. Надеюсь, наша почта нигде письмо не потеряет по дороге...
— Да-да, не волнуйся. Я уверена, все будет хорошо, дойдет очень быстро и ты получишь свою стипендию — заслужила. Представляешь, будешь жить на берегу Балтийского моря! Красота там невероятная! Я в молодости...
—